Из моего английского камина заполыхали на меня те червленые щиты и синие молнии, которыми началась русская словесность (XII, 3).
В комментарии, расчитанном на массовую аудиторию, достаточно ограничиться соответствующими цитатами из «Слова о полку Игореве» («Уже бо бѣды его пасетъ птиць подобію, влъци грозу въсрожатъ по яругамъ, орли клектомъ на кости звѣри зовутъ, лисици брешутъ на чръленыя щиты»; «Русичи великая поля чрьлеными щиты прегородиша, ищучи себѣ чти, а князю — славы»; «Другаго дни велми рано кровавыя зори свѣтъ повѣдаютъ, чръныя тучя съ моря идутъ, хотятъ прикрыти [4] солнца, а въ нихъ трепещуть синiи млънiи»; «Дѣти бѣсови кликомъ поля прегородиша, а храбріи русици преградиша чрълеными щиты»; «Единъ же Изяславъ, сынъ Васильковъ, позвони своими острыми мечи о шеломы литовскія, притрепа славу дѣду своему Всеславу, а самъ подъ чрълеными щиты на кровавѣ травѣ притрепанъ литовскыми мечи»); в комментарии, расчитанном на профессиональную аудиторию, необходимо добавить, что этот фрагмент у Набокова заключает в себе фактическую ошибку: русская словесность начинается не со «Слова…», а с двух припевок, цитирующихся в том же «Слове…»: «Тому вѣщей Боянъ и пръвое припѣвку, смысленый, рече: “Ни хытру, ни горазду, ни птицю горазду суда Божіа не минути!”» и «Рекъ Боянъ и ходы на Святъславля пѣстворца стараго времени Ярославля Ольгова коганя хоти: “Тяжко ти головы кромѣ плечю, зло ти тѣлу кромѣ головы…”».
No comments:
Post a Comment